В этом году исполняется 310 лет с того момента, как Петр I выпустил знаменитый указ о запрете каменного строительства где бы то ни было, кроме Санкт-Петербурга. Петербург стал первым в России «умышленным городом», городом нового образца, в котором было положено начало искусству градостроительного планирования в России.
Основной идеей Петра еще при задумке Петербурга была регулярность, которая бы наглядным образом отделяла новое государство от унаследованной будущим императором старой России. Вообще, первые попытки наладить дисциплину в городской застройке самодержец предпринимал еще в Москве. На излете XVII века он издавал указы об уборке мусора с улиц, мощении мостовых, установке фонарей, утверждении проектов домов, а главное, о строительстве в Кремле и Китай-городе каменных домов «единою фасадою» – все то, что через десяток лет начнет воплощать в совсем другом месте.
Перетряхнуть Москву с ее многовековым укладом и исторически сложившейся хаотичной застройкой было явно задачей если и выполнимой, то в отдаленном будущем. Проще было начать с нуля.
Первые камни
Поначалу Петербург тоже жил хаотично. Еще не завершенная война со шведами не давала Петру полностью сосредоточиться на градостроительстве. Прибывавшие на гигантскую стройку рабочие привычно селились землячествами или слободами: здесь каменщики, тут матросы, там греки. Внешний вид их поселки имели разный, встречались и таборы с землянками. Приближенные Петра – Роман Брюс, Гаврила Головкин, Петр Шафиров и другие – соорудили себе дома вдоль реки, но деревянные и одноэтажные (каменный, из обломков Ниеншанца, был лишь у Головкина).
В 1703 году, тогда же, когда была заложена Петропавловская крепость, контракт на службу в России в качестве «старшего мастера зданий, построек и укреплений» среди прочих завербованных иностранных специалистов подписал итальянец Доменико Трезини, вскоре ставший главным архитектором Петербурга. Поселился он рядом с Греческой слободой, на берегу Мойки, которая называлась Мья и была самой окраиной города. В основном он занимался сооружением крепости и прочих фортификаций.
В 1706 году в Петербурге создается Канцелярия городовых дел, которую возглавил один из сподвижников Петра, Ульян Сенявин (занимать пост он будет до 1735 года). В ее ведении находились иностранные архитекторы – и Трезини, и Растрелли, и Микетти, и прочие. Она также курировала и приезжавших мастеровых, и производство стройматериалов. Вскоре при канцелярии начала действовать школа начального изучения зодчества.
После разгрома под Полтавой Карла XII Петр наконец может себе позволить взяться за Петербург по-настоящему. Поначалу застраивать улицы предполагалось мазанками – домами фахверкового типа из деревянного каркаса и глиняных стен. Камня катастрофически не хватало, а такие дома были и более огнестойкими, и напоминали европейские. В 1711 году император лично закладывает их на Троицкой площади напротив крепости. На сохранившихся рисунках и гравюрах видны крайне аскетичные строения, зато их строили в линию, белили и красили в разные цвета. Получался эдакий макет Амстердама – главное, не похожий на традиционные русские срубы.
Там, на Троицкой площади, находился первый, стихийный центр Петербурга. Практика показала – простой демонстрации строительного образца для жителей недостаточно. И вот в 1714-м появился указ: «При Санктпитербурхе на Городовом и Адмиралтейском островах, также и везде по Большой Неве и большим протокам деревянного строения не строить, а строить мазанки… А каким манером дома строить, брать чертежи от архитектора Трезина».
«Архитектор Трезин» к этому моменту разработал типовые проекты домов: «для подлых» (то есть простых людей), «для зажиточных», «для именитых». Проекты выдавались застройщикам в печатном виде, с размерами участка и дома. От них можно было отойти («ежели кто пожелает дом себе лутчее построить, оному надлежит явитца у архитектора Тресина, истребовать рисунку, какого сам похочет», было указано на гравюрах), но самодеятельные проекты все равно согласовывались и приводились к более или менее общим параметрам.
«Именитые» должны были, по плану, строить дома из камня. Только такие дома повелевалось возводить на берегах Невы. А камня не было! Тогда, в 1714 году, Петр запретил каменное строительство за пределами Петербурга, а всех приезжающих и приплывающих обложил «каменной пошлиной» – по три камня с человека (около 2 кг для тех, кто прибывал по суше, и до 12 кг – водным путем). Запрет привел главным образом к тому, что в новой столице стало больше каменщиков, так как нигде работы для них не было.
В поисках центра
Но попытка внедрить типовую застройку – еще не планирование города. Некоторое время Петр обходился без него. Он метался, не зная, где расположить центр города, и поначалу вообще хотел строить его на острове Котлин, где позже появился Кронштадт. В январе 1712 года был даже подписан указ о принудительном заселении острова – там Петр собирался построить 7287 дворов и проложить 61 канал, включая главный, через весь остров.
В указе расписывались и правила сословного расселения жителей, а также к нему прилагался план, по которому Котлин был полностью расчерчен на кварталы, как по линейке. Этот указ, по сути, был первым в России градостроительным планом.
К нему Петр, впрочем, быстро охладел. Но новые планы, уже Васильевского острова, где теперь предполагалось строить центр, были настолько же геометричны и напоминали даже не Амстердам, а то ли современную застройку Манхэттена, то ли традиционные китайские города с их мистической приверженностью к квадратам.
На смену Трезини, архитектору усердному и толковому, но не звездному, Петр в 1716 году принимает на службу «генерал-архитектом» Жан-Батиста Леблона, успевшего сделать в Европе имя благодаря книгам об устройстве парков. Француз начал с того, что раскритиковал все сделанное до него, и рассорился с коллегами, однако за работу взялся рьяно и тоже разработал свои типовые проекты домов. Его план 1717 года интереснее трезиниевского, с эллипсоидной границей города; у обоих монотонные жилые кварталы опоясывает стена бастионов, но у Леблона разнообразнее набор планировочных элементов, и он, в отличие от Трезини, предлагает своего рода многоцентричность застройки, выходя за пределы острова.
Ни один из этих планов буквально реализован не был, и вообще быстро выяснилось, что земля на южном берегу Невы лучше для развития и строительства, чем болотистый Васильевский остров. Но в общем идеи застройки были исполнены: остров и сейчас расчерчен проспектами и линиями, соблюдены зонирование по высоте и требование к единству архитектуры фронта застройки. Передовой для своего времени градостроительный принцип впоследствии лег в основу планировки многих российских городов.
На материковой части города уже на плане Трезини видны расходящиеся от Адмиралтейства «першпективы» на версальский манер, ставшие стержнем всей последующей застройки Петербурга. Главная из них была проложена еще в 1713 году в виде просеки – по свидетельству современников, «исключительно руками пленных шведов». Много позже эта просека стала называться Невским проспектом – при Петре ни названий улиц, ни номеров домов не существовало.
Если Трезини первым предложил регулярность, то Леблон – принцип ансамблевой застройки, на основе которого он занимался созданием дворцово-парковых ансамблей как в Петербурге, так и в его пригородах. То есть строился не просто город, а фактически сразу большая агломерация. Леблон выдвинул идею районов, в каждом предполагались свои храмы, торговые дворы и главные площади, а также зонирования города (по первоначальному замыслу в городе должны были быть не только промышленные и жилые кварталы, но и «национальные»). В этот период появлялись многочисленные регламенты – правила размещения церквей и госпиталей, освещения, ширины улиц и так далее.
Больше никуда
Итак, Петербург уверенно обретал геометрические очертания. Правда, после смерти Петра в 1725-м развитие города почти остановилось (был даже краткий период переезда двора обратно в Москву) и фактически возобновилось уже при Анне Иоанновне. В ее царствование город сильно пострадал от пожаров 1736–1737 годов, что дало мощный импульс к градостроительству. Императрица обосновывается во дворце на Адмиралтейской стороне, в окрестностях которого немедленно начинается большая реконструкция.
В Петербурге осушаются болота, прокладываются новые дороги, утверждаются типовые проекты, проводится топографическая съемка; город впервые разбивается на пять частей: Адмиралтейскую, Васильевскую, Санкт-Петербургскую, Литейную и Московскую. Петербург окончательно приобретает современные очертания. Комиссия о Санкт-Петербургском строении (с 1762 года – Комиссия о каменном строении Санкт-Петербурга и Москвы) разрабатывает проектные чертежи для территорий, включая предместья, – с разбивкой на кварталы, межеванием участков. Развиваются законодательство и надзор, составляется «Должность архитектурной экспедиции» – первый российский градостроительный кодекс.
То есть возникает комплексная планировочная система, с развитой бюрократией и контролем – то, что называется «школой». Она получилась настолько эффективной, что уже во времена Екатерины II по этой системе было перестроено или построено заново более 300 российских городов.
Градостроительная реформа вообще стала одним из важнейших достижений екатерининской эпохи – в 1777–1788 годах упомянутая комиссия разработала более 280 генпланов городов, утвержденных императрицей. Первый генплан в 1775 году появился даже у Москвы. При этом устанавливались правила ведения работ, усиливалась централизация управления. Центры древних городов – Твери, Костромы, Ярославля и других – были перестроены в соответствии с новыми принципами и до сих пор сохраняют эту планировочную структуру.
На протяжении столетия Петербург обустраивался в рамках заданного в XVIII веке планировочного каркаса, экстенсивно осваивая территорию. Время больших перемен пришло накануне XX века, когда новую стратегию предложили Леонтий Бенуа и Федор Енакиев. Их проект был вполне петровским по духу – перестройка и модернизация города согласно требованиям эпохи и новым европейским стандартам.
Предлагалось часть улиц засыпать, другие – расширить, создать скоростные магистрали, перенести вокзалы, для загруженных улиц, включая Невский проспект, проложить улицы-дублеры. Планировалась даже прокладка двух линий метрополитена. «Только решать вопросы с точки зрения архитектурно-художественной нельзя <...>Художественная сторона не есть еще главная в этом деле. Для города нужно создать такие условия, при которых в нем можно было бы жить, т. е. удобно ходить, ездить и, главное, производить всякое грузовое движение», – писал Бенуа.
Гордума, несмотря на усилия великой княгини Марии Павловны, возглавлявшей Академию художеств, признала проект «несвоевременным и могущим стеснить частную инициативу». Ну а через год началась Первая мировая война, и проект затерялся.
Советская власть вновь добралась до планирования в 1930-х. В 1935-м появляются Генпланы Москвы и Ленинграда. Первоначальный ленинградский проект предусматривал перенос тяжести застройки к югу, с созданием нового центра вокруг Московского проспекта. Новые районы должны были соединять диагональные и дуговые магистрали, а исторические кварталы предлагалось реконструировать для создания зеленых зон отдыха. План этот не был реализован. Последующие генпланы такими революционными уже не были – в целом они так или иначе развивали идеи, заложенные еще в петровские времена.
Современные генпланы представляют собой целые десятки томов, учитывающих множество факторов, – в них регулярно вносятся корректировки, однако саму по себе ценность фундаментального градостроительного документа признают абсолютно все. Совсем недавно, в феврале 2024 года, Президент России выступая с ежегодным посланием Федеральному Собранию, предложил разработать еще 200 мастер-планов развития для крупных и малых городов страны, а в целом программа развития должна охватить более 2000 населенных пунктов (см. стр. 34). Предприятие с поистине петровско-екатерининским размахом.
