На территории современной Франции виноделие появилось на рубеже VII и VI веков до Р. Х., первые виноградники были разбиты вблизи нынешнего Марселя. В России это произошло примерно в то же время — вероятно, на восточном побережье Керченского пролива. Подобный синхронизм не должен удивлять: лозы везли с собой греческие колонисты, активно осваивавшие Северное Средиземноморье и Причерноморье и насаждавшие в новых полисах привычный им образ жизни.
Виноделы европейских стран склонны называть себя продолжателями многовековой традиции. Эта маленькая слабость особенно часто проявляется среди французов и итальянцев и на поверку может оказаться всего лишь маркетинговым ходом. Виноделы не всегда охотно вспоминают, какие вина традиционны для регионов, где они работают, и сколь разительно их собственная продукция отличается от традиционных образцов. К примеру, сент-эмильонские вина «традиционно» были белыми (до середины XV века), шабли — красными (до конца XIX века), эльзасские — ассамбляжными (до начала XX века). Вина Шампани были тихими (до конца XVI века), а после появления игристого шампанского оно вплоть до 20-х годов прошлого столетия оставалось очень, очень сладким...
В русских народных сказках нередко встречается выражение «зелено вино». Сейчас оно воспринимается как архаизм, в современном языке употребляется нечасто, обычно как шутливое обозначение водки. Очевидно, что вино (водку) называли так не для того, чтобы обозначить специфический оттенок цвета (не о шартрезе речь). И не с целью подчеркнуть молодость напитка (в отличие от португальцев с их vinho verde). Цвет бутылки, пусть и зеленоватый, тут тоже ни при чем. Куда правдоподобнее объяснение, предложенное Вильямом Похлебкиным: «зелено» в данном случае — это искаженное «зельено» (от «зелье» — трава), то есть речь о водке, настоянной на травах или перегнанной с травами — «пряными, ароматическими или горькими». Если же вспомнить еще одно старинное значение слова «зелье» — «злак», возникает еще более простая, а потому красивая версия: «зелено вино» — то же, что и «хлебное».
Радикальные изменения в виноделии Австрии, позволившие ему подняться на современный высокий уровень, начались с грандиозного скандала. В 1985 году общеизвестным стал тот факт, что при изготовлении некоторых австрийских вин — преимущественно полусладких и сладких — широко использовался диэтиленгликоль (С4H10O3). Этот двухатомный спирт применяется для получения сложных эфиров и полиуретанов, служит пластификатором, является основным компонентом антифризов и гидравлических жидкостей. При попадании в небольших количествах в пищеварительный тракт он не наносит ущерба здоровью, тем не менее не может использоваться в пищевой промышленности. В вино он добавлялся для придания ему дополнительных тельности и сладости. Начавшиеся скандал и общественное возмущение, затронувшие также и Германию (у тамошних негоциантов купажирование собственных вин с австрийскими было устоявшейся практикой), дали толчок кардинальному пересмотру винного законодательства, которое переориентировало отрасль на производство качественных вин.
Известно, что в 1756 году по инициативе португальского премьер-министра маркиза де Помбала была учреждена Companhia Geral da Agricultura das Vinhas do Alto Douro (Главная сельскохозяйственная компания вин Верхнего Дору). Ей были предоставлены самые широкие полномочия по организации производства порто и торговли им. Одним из важнейших направлений ее деятельности стала борьба с порочными практиками, укоренившимися среди производителей порто не без влияния негоциантов, преимущественно англичан. При этом в качестве основных «нелояльных действий» упоминались выбор для выращивания винограда слишком плодородных земель, злоупотребление удобрениями и вообще стремление к чрезмерной урожайности, искусственное подслащивание сусла, применение для крепления некачественного спирта, использование материалов из других регионов и даже стран (имелась в виду в первую очередь Испания), добавление в вино сока ягод бузины для придания ему глубокого цвета и красного перца для усиления пряности. Право, по сравнению с тем, что позволяют себе сегодня некоторые изготовители отечественного «портвейна», португальские порочные практики трехсотлетней давности представляются чуть ли не детскими играми.
