Когда мы не только одной, десятью, двадцатью компаниями пойдем по тому пути, что мы берем результаты науки достаточно глубоко, тогда и добавленная стоимость будет больше. И тогда та прибыль, которую компании получают за счет этих новых знаний, она опять будет вбрасываться в область знаний. Вот эта положительная обратная связь бизнеса и науки, не просто прикладной, а фундаментальной и поисковой, — основа развития современных экономик и основа устойчивого развития — Сергеев Александр, Президент, Российская академия наук.

На самом деле есть уже механизмы. Допустим, законодательство об инновационных и научно-технологических центрах, которое вышло в 2017 году. В 2018 году мы там внесли некоторые изменения. Это, по сути, все те же возможные налоговые, таможенные преференции, которые содержатся в федеральном законе о „Сколково“. Но то, что отличает от „Сколково“, это то, что федеральные университеты, научные организации основывают это на своей территории и являются инициаторами — Тарасенко Оксана, Заместитель Министра экономического развития Российской Федерации.

В России созданы беспрецедентные, на мой взгляд, условия. У нас принята Стратегия научно-технологического развития как основа ответа на большие вызовы, а значит, там предписаны только те рамки, к которым мы должны прийти, но не предписаны конкретные регуляторные инструменты, которых мы должны добиться. Это как раз запрос к экспертному обществу, к гражданскому обществу, обществу, которое видит те результаты, которые хочет получить — Шмелёва Елена, Руководитель, Фонд «Талант и успех»; член Совета при Президенте Российской Федерации по науке и образованию.

Когда федеральное правительство инвестирует в исследования, то на 20 млн инвестиций оно получает отдачу на 67 млн. 3,8 были вложены в исследование генома человека, а спустя некоторое время отдача составила 120 млн — Потоликкио Сэмуэль, Директор по глобальному и традиционному образованию, Школа государственной политики Маккорта, Джорджтаунский университет.

Компании, наши клиенты, это обычно крупные китайские компании. <...> Клиенты хотят чего-то конкретного. Они формируют свою проблему, свою задачу. Мы разрабатываем специально под них программу, потом они приезжают, и мы работаем с ними, может быть, неделю, потом они приезжают в Оксфорд, и там тоже у кого-то чему-то учатся. Потом они возвращаются назад и пытаются внедрить то, чему мы их научили. <...> Мне кажется, что наша модель интересна, потому что она не зациклена на фундаментальной науке, а просто есть потребность у китайских клиентов совместить науку и практические знания — Юинг Морис Энтони, Профессор исполнительного образования, Кембриджский университет.

Мы продвинулись более чем на 15 позиций по количеству патентов, по количеству публикаций и по многим другим показателям и сейчас опережаем многие страны. Я говорю с позиции нашей организации, которая называется KACST. Мы разрабатываем стратегии, которые должны обеспечить технологией ответы на запросы рынка — Алфарис Анас, Вице-президент по исследовательским институтам, King Abdulaziz City for Science and Technology.

Фундаментальное образование было, есть и будет, если мы хотим получить человека думающего. <...> Я думаю, что система образования останется классической, другое дело, в каких пропорциях. То есть, когда нам нужно готовить специалистов, скажем так, теоретического профиля, тогда потребуется больше фундаментального, научного профиля; когда больше практического, тогда больше, естественно, практических дисциплин — Иванов Владимир, Заместитель президента, Российская академия наук.

Конечно же, сейчас, когда данные цифровизации меняют всю технологию полностью, главный фазовый переход в том, что мы переходим от обучения людей к обучению человека конкретного. Как только мы начинаем ставить человека во главу этой системы и говорим, что мы — сервис, который нужен для тебя, то тогда эта система начинает меняться, и то, что сейчас делается быстрее, конечно, в коммерческом образовании, потому что оно вынуждено приспосабливаться, будет постепенно переходить в государственное образование — Ларьяновский Александр, Директор по бизнес-развитию, управляющий партнер, Skyeng.

Важнейший вопрос, мы знаем печальную статистику, что у нас из тех средств, которые выделяются на науку, бизнес дает где-то, по разным подсчетам, между 25 и 30 процентами, все остальное дает государство. Это означает, что той интеграции, которая существует в быстроразвивающихся, наукоориентированных экономиках, у нас нет. Там это соотношение почти противоположное — Сергеев Александр, Президент, Российская академия наук.

Полтора миллиона педагогов, 42 тысячи школ. Эти люди не знают, как учить мягким навыкам [комплекс надпрофессиональных умений, обеспечивающих высокую производительность труда и успешность рабочего процесса, — Ред.], потому что их самих в педагогических вузах этому не учили. И вот это на самом деле серьезная проблема. <...> Если мы сейчас не посмотрим в сторону педагогов, то ничего сдвинуть с места не сможем — Потехина Ирина, Заместитель Министра просвещения Российской Федерации.

Технологии меняются с огромной скоростью. Если раньше технологические революции происходили раз за одно-два поколения, то сейчас мы видим, что технологии спешат сменить друг друга в течение 3-5 лет. И в этом плане профессиональные знания быстро теряют свою актуальность, они девальвируются с огромной скоростью. И для работодателя все в большей мере интересны личные качества работника, его социальные навыки и фундаментальные знания. <...> Интрига заключается в том, что эти навыки формируются в основном не в профессиональной школе, они формируются в детском и юношеском возрасте, а готовность и умение бизнеса работать со школой и детским садиком за редким исключением не наблюдается. Особых механизмов для этого не создано — Третьяк Наталья, Первый вице-президент, «Газпромбанк» (Акционерное общество).

Работа на самом деле уже ведется. На более системном уровне при поддержке и по инициативе Российской академии наук, Росконгресса и „Иннопрактики“ была создана экспертная группа, которая сводит воедино все те решения, инициативы, которые принимаются на разных уровнях, на разных площадках, и на основании этого входящего потока информации мы структурируем картинку. У нас более обширное видение того, что на сегодняшний день из себя представляет система образования и подготовки кадров — Попова Наталья, Первый заместитель генерального директора, Иннопрактика.

На сегодняшний день все вузы более-менее понимают, что им нужно с бизнесом сильно интегрироваться, но и бизнес со своей стороны тоже давно понял, что невозможно ему как-то в стороне нанимать себе студентов и доучивать, как раньше делали. <...> Мы учили студентов с 4 курса у нас в Школе анализа данных, это было хорошо, потому что они могли учиться, допустим, на мехмате МГУ, с 4 курса ходить к нам по вечерам, доучиваться, а потом приходили к нам на работу. <...> В какой-то момент мы поняли, что этого недостаточно, что интегрироваться надо сильнее. Открыли в Высшей школе экономики факультет компьютерных наук. Там стало еще лучше. Там обязательно есть фундаментальное образование, но мы внедряем практические курсы сразу же. Дальше курсе на третьем мы берем ребят на стажировку, после этого они более-менее наши — Бунина Елена, Генеральный директор, директор по организационному развитию и управлению персоналом, Яндекс в России .

Где у нас реальные точки движения? Там, где есть глобальная конкурентоспособность. У нас есть глобальные компании как государственные — Росатом, Роскосмос, Ростех; частные — „Яндекс“, „Касперский“, „Мейл.ру“, которые под ветрами мировой экономики, они вынуждены двигаться. У нас есть два, может быть, три десятка глобально конкурентоспособных университетов. <...> Я бы попробовал построить треугольник, чтобы глобальные компании и глобальные университеты попробовали встать на точку нашей культурной конкурентоспособности, нашей начальной школы, иначе ее скоро размоет цифровизацией — Аузан Александр, Декан экономического факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова.