На протяжении истории государства расширяли свои территории разными способами: вели войны, заключали союзы, проводили референдумы. Но вот присоединить целый регион благодаря одной только хитроумной дипломатии мало кому удавалось. Это получилось у Николая Игнатьева, добившегося присоединения к России Приморья.
Граница в тумане
В середине XIX века ситуация на дальних российских рубежах складывалась звенящая. Стараниями графа Николая Муравьева-Амурского Россия добилась пересмотра Нерчинского договора с Китаем, заключенного еще при царевне Софье, — по новому Айгунскому договору граница передвигалась на Амур, левый берег которого отходил России, правобережье — Китаю. Тут же, в Тяньцзине, был подписан договор о дружбе и торговле вполне благожелательного характера.
Однако статус южной части Приморья оставался неопределенным. Земли к югу от реки Уссури и до моря объявлялись «в общем владении дайцинского и российского государств впредь до определения по сим местам границы».
В приобретении Уссурийского края Петербург был весьма заинтересован. Там находились благоприятные бухты для строительства остро необходимых стране портов. Ведь англичане и французы укреплялись в регионе, а Россия всего несколько лет назад проиграла им в Крымской войне и опасалась нового конфликта.
С этой задачей в Пекин и прибыл молодой, всего 27 лет, но весьма многообещающий дипломат, генерал-майор Николай Игнатьев. Он только что блестяще зарекомендовал себя в Бухаре, где добился от эмира выгодного торгового договора и удачно посеял в нем недоверие к англичанам. Теперь примерно то же самое он должен был сделать в Китае.
До командировки в Среднюю Азию выпускник Пажеского корпуса и Николаевской академии Генштаба, потомственный слуга императора (отец его на момент описываемых событий служил петербургским генерал-губернатором, а затем станет председателем Комитета министров) Николай Игнатьев исполнял должность военного агента в Лондоне. Там, по сути, и сформировалось его твердое отношение к Англии как главному геополитическому противнику России.
Так что Игнатьев был, можно сказать, «специалистом по британцам». Поэтому он и понадобился. Китай в тот момент остро переживал вторую «опиумную войну», в которой проиграл англо-французской коалиции.
«Докучливые иностранцы»
Вообще, торговля опиумом была запрещена в Китае. Но Ост-Индская компания принялась активно завозить в страну наркотик, подкупая местных чиновников. Суровые законы (курильщиков полагалось вешать, а торговцев — обезглавливать) не помогали — Китай плотно подсел на опиум. Когда Пекин попытался избавиться от торговцев дурманом силой, вмешался британский флот, легко разгромив китайцев. Результатом стал Нанкинский договор, по которому англичанам отходил Гонконг.
Во второй «опиумной войне» 1856–1858 годов англичане одержали еще более легкую победу и продавили легализацию опиума. Мирные договоры с Британией и Францией, а заодно с США китайцы подписали одновременно с российским, в том же Тяньцзине. Европейцам и американцам предоставлялись различные привилегии. Фактически Китай закреплялся в статусе полуколонии.
Одновременно страну раздирали конфликты — в разгаре было крестьянское восстание тайпинов, весьма масштабное, кровопролитное и провоцирующее мятежи в других районах.
Так что и на договоры с русскими Пекин пошел уже от бессилия. Как отмечалось в «Материалах, относящихся до пребывания в Китае Н. П. Игнатьева в 1859–1860 годах», «в городе Тянь-Цзинь были заключены договоры между Китаем и каждою из четырех держав, представители которых действовали в согласии, чтобы поколебать упорство Манджуров и открыть Европе доступ в Поднебесную Империю, старавшуюся сохранить вековые преграды и отделаться от докучливых иностранцев самым дешевым образом».
Правда, отмечалось, что «представители России и Америки были, разумеется, самыми умеренными в своих требованиях и служили »..." посредниками, противодействовавшими излишеству требований Англичан и Французов«. Россия, по крайней мере, не ввозила в Китай опиум и не устраивала грабежей.
С другой стороны, китайцы еще и надеялись получить защиту от интервентов. Но вели себя непоследовательно, то отказываясь от российской военной помощи, когда им казалось, что угроза отступает, то соглашаясь, вновь убеждаясь в ней.
В июне 1859-го Николай Игнатьев как раз и прибыл в Пекин, чтобы возглавить миссию по отправке в Китай оружия и офицеров. Но концепция в очередной раз изменилась, и Игнатьева ждал холодный прием. Китайские власти снова отвергли военную помощь, более того, объявили Айгунский договор незаконным. Их сильно воодушевила недавняя победа над англичанами в Дагу, где они сумели потопить пять вражеских канонерок.
«Влияние наше »..." в Пекине не существует. Китайцы, жившие с нами в дружбе более столетия, стали теперь смотреть на нас как на врагов, но не открытых, а затаенных по бессилию или малодушию«, — писал раздосадованный Игнатьев. Переговоры о границе не двигались. Китайцы твердили, что им все равно, кому уступать побережье, англичанам или русским, так как «в отношении их к Китаю нет никакой разницы», как ни доказывал им Игнатьев, что Россия веками живет с Китаем в согласии, а англичане развязывают войны.
Почти через год, проведенный бесплодно, дипломат отбыл в Шанхай. Он уже был морально готов потерпеть неудачу, но не терял надежды на благоприятный момент.
В Шанхае Николай Игнатьев сумел установить доверительные отношения с Джеймсом Брюсом, графом Элгином, и бароном Жан-Батистом Гро — полномочными послами Великобритании и Франции. Игнатьев убедил их в нейтралитете России и в том, что оружия в Дагу китайцам она не поставляла. Вскоре он уже мог написать, что находится со всеми здешними дипломатами в хороших, а чуть позже — и в наилучших отношениях.
Шанс, который не был упущен
Благоприятного момента Николай Игнатьев вскоре дождался. Тяньцзинский договор с Россией Пекин ратифицировал как наименее болезненный, а вот с Англией и Францией — нет. В 1860 году англо-французская эскадра отправилась в Тяньцзинь добиваться ратификации силой. По ним открыли огонь. Очередное столкновение (иногда его называют «третьей опиумной войной») завершилось для китайцев вновь бесславно — Тяньцзинь был разграблен, корпус союзников двинулся на Пекин, разгромил китайскую армию и быстро оказался в окрестностях столицы Поднебесной.
Император Сяньфэн бежал в Маньчжурию, оставив за себя младшего брата Исиня (которого европейцы называли «принц Гун»). В начале октября войска уже стояли у стен Пекина. Они сожгли летний императорский дворец Юаньминъюань, а затем заставили принца Гуна открыть ворота. Под угрозой находились Пекин и судьба самой династии.
Николаю Игнатьеву предстояло действовать быстро и точно: ведь если бы китайцы и европейцы заключили мирный договор сами, об интересах России можно было забыть. Значит, в переговоры нужно было непременно вклиниться в роли посредника.
В результате множества встреч и бесед Игнатьев внушил к себе максимальное доверие со стороны европейцев, в первую очередь лорда Элгина, который извещал его о новостях даже раньше, чем французов. На китайцев это произвело впечатление — они стали обращаться к Игнатьеву за посредничеством. Он расположил их к себе и тем, что выступал против грабежей буддистских святилищ.
Европейцев Игнатьев снабжал подробнейшими сведениями о Китае и высших китайских чиновниках, сея недоверие к тем из них, кого считал враждебными к России. Желая увести войска союзников от Пекина, Игнатьев пугал их морозами, голодом и беспорядками, китайцев же уверял, что он едва удерживает союзников от взятия императорского дворца.
Авторитет его взлетел так высоко, что ему удалось отговорить союзников от разграбления Пекина, а принц Гун сам обратился к нему за гарантиями своей безопасности на переговорах. В обмен дипломат попросил признать Айгунский договор. Он же добился у принца согласия на все условия европейцев: по итогам договоров Англия и Франция получали еще больше торговых привилегий, контрибуцию в 618 тонн серебра и разрешение строить храмы во всех провинциях Китая.
Но династия Цин удержалась, и императорский дворец устоял. В ноябре 1860 года в Пекине был подписан новый договор — Китай уступал России весь Уссурийский край, а российские торговцы получали ряд преимуществ. На приобретенных территориях позже выросли Владивосток, Находка, Ванино. «Бог помог нам поддержать здесь достоинство России в весьма критическое время и заключить с Китаем выгодный договор, не проливая русской крови и не предпринимая военных действий», — заключил Николай Игнатьев.
Его ждало возвращение в Петербург и руководство Азиатским департаментом МИД, а затем дипломатическая миссия в Турцию, увенчавшаяся Сан-Стефанским договором, работа министром внутренних дел и наконец отставка. Окончил свои дни он, к сожалению, едва ли не нищим, растеряв состояние в финансовых авантюрах. Но Россия и Приморье запомнят его великим дипломатом.
