Экспертное заключение подготовлено по итогам сессии ПМЮФ-2024 «Право и биоэтика».
Введение
Развитие биомедицины привело к тому, что границы человеческой жизни перестали быть предопределенными. Так, внушительное число заболеваний, признаваемых ранее смертельными (например, сердечно-сосудистые заболевания, диабет, туберкулез, гепатит, корь, полиомиелит и т.д.), теперь успешно диагностируются на ранних стадиях, предотвращаются, купируются или лечатся, позволяя миллионам человек по всей планете полноценно жить.
Но как быть с тем, если вмешательство в естественные процессы человеческой жизнедеятельности продлевает не только жизнь, но и страдания, превращая жизнь в мучительное существование, которое неизбежно завершится агонией и смертью? Должен ли пациент в случае неизлечимой болезни иметь право на прекращение страданий, распорядившись таким образом своим правом на жизнь? Включает ли в принципе право на жизнь право на смерть? Должно ли общество в лице государства охранять жизнь человека вопреки его воле? Эти этико-правовые вопросы неизбежно возникают, когда речь заходит о применении эвтаназии, вопрос легализации которой, несмотря на действующий в настоящее время законодательный запрет, не теряет актуальности.
Содержание права на жизнь в российском праве
Содержание права на жизнь в российском законодательстве не раскрывается, что делает его предметом дискуссий и исследований на протяжении не одного десятка лет [1]. Практическое значение приобретает вопрос, регулирует ли право только взаимоотношения людей между собой (общественные отношения) или распространяется на отношения человека со своей собственной жизнью. В соответствии со статьей 20 Конституции Российской Федерации каждому человеку принадлежит право на жизнь [2]. Вместе с тем ни один из действующих нормативных правовых актов не предусматривает обязанность человека жить или бороться за выживание любыми доступными на сегодняшний момент методами. Иное не имело бы практического смысла, поскольку обязанность жить не может регулироваться правом в силу невозможности контролировать ее соблюдение, а также нецелесообразности применения мер ответственности в случае нарушения требований закона. Это позволяет предположить, что в содержание права на жизнь включается право человека распоряжаться жизнью, в том числе принимать решение о ее прекращении. Сказанное косвенно подтверждается и статьей 6 Международного пакта о гражданских и политических правах, в котором Россия принимает участие, где декларируется, что никто не должен быть произвольно лишен жизни [3], т.е. право на жизнь человека защищается от вмешательства со стороны третьих лиц, но не от его собственного.
Правовое регулирование применения эвтаназии в российском праве
В российском законодательстве под эвтаназией, согласно статье 45 Федерального закона от 21 ноября 2011 года № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан Российской Федерации» (далее — «Закон об охране здоровья»), понимается запрещаемое законодательством ускорение по просьбе пациента его смерти какими-либо действиями (бездействием) или средствами, в том числе прекращение искусственных мероприятий по поддержанию жизни пациента [4]. Прямо запрещена эвтаназия и статьей 42 Кодекса профессиональной этики врача Российской Федерации [5]. Иными словами, эвтаназия не рассматривается законодателем как способ распоряжения субъектом своим правом на жизнь, а определяется как причинение смерти третьим лицом или действия (бездействие), повлекшие смерть.
Активный вид эвтаназии, т.е. проведение каких-либо действий, введение лекарственных средств, которые ускоряют смертельный исход, квалифицируется как умышленное причинение смерти другому лицу (убийство) в соответствии со статьей 105 Уголовного кодекса Российской Федерации (далее — «УК РФ») [6]. Пассивный вид эвтаназии, заключающийся в неприменении средств и невыполнении врачебных манипуляций, которые поддерживают определенное время жизнь тяжелобольного пациента, в зависимости от состава действий может быть квалифицирован, помимо умышленного убийства, как неоказание помощи больному лицом, обязанным ее оказывать в соответствии с законом или со специальным правилом, если это повлекло по неосторожности смерть больного в соответствии с частью 2 статьи 124 УК РФ [6], или неисполнение или ненадлежащее исполнение должностным лицом своих обязанностей вследствие недобросовестного или небрежного отношения к службе, если это повлекло по неосторожности смерть человека (халатность) в соответствии с частью 2 статьи 293 УК РФ [6].
Недвусмысленный запрет, с одной стороны, ясно дает понять позицию законодателя на предмет легализации применения эвтаназии, однако будет некорректным не отметить, что возможность применения как минимум пассивной эвтаназии государством все-таки допускается, если обратиться к статье 20 Закона об охране здоровья. Так, гражданин имеет право отказаться от медицинского вмешательства или потребовать его прекращения [4], за исключением предусмотренных частью 9 этой же статьи случаев [4], в частности, когда его состояние не позволяет выразить волю ясно и безоговорочно, или цель медицинского вмешательства обусловлена необходимостью сохранения жизни пациента для отправления правосудия или предотвращения опасности для окружающих и т.д.
Анализ действующего нормативного правового регулирования позволяет промежуточно сделать несколько выводов:
• законодатель в некоторых случаях допускает право гражданина самостоятельно определить необходимость медицинского вмешательства, тем самым распорядиться правом на жизнь, допуская право на смерть;
• при этом право должно быть реализовано посредством ясного и недвусмысленно выраженного волеизъявления.
Проблемы пересмотра правового регулирования применения эвтаназии
Биоэтическая проблема эвтаназии не перестает быть актуальной, и с учетом трансформации общественных взглядов на такие понятия, как гуманизм, достоинство, право на жизнь и т.п., возникновения, в связи с этим, новых этико-правовых вопросов практический интерес к ней сохранится еще на долгие годы.
Суть противостояния между сторонниками и противниками легализации эвтаназии сводится к тому, достаточным ли основанием для отказа от эвтаназии является тот факт, что уровень современной медицины позволяет поддерживать жизнь пациентов, не имеющих надежды на излечение [7]. Даже если пациент готов отказаться от своего права на жизнь, врач, связанный нормативными предписаниями и этическими нормами, обязан во что бы то ни стало отодвигать наступление момента смерти, не принимая во внимание волю самого пациента или качество продлеваемого существования.
Проблема легализации применения эвтаназии также обусловлена сложностью в определении, является ли выбор пациента сознательным, в частности, допустимо ли под таким понимать выбор, сделанный пациентом под воздействием испытываемой боли, которая препятствует разумной и осмысленной деятельности человека [8], и как в таком случае должен действовать врач. Решением в таком случае могла бы стать разработка объективных стандартов, которые позволили бы квалифицировать просьбу о применении эвтаназии обоснованной, однако это видится трудно осуществимой задачей в силу субъективного восприятия понятий, от которых напрямую зависит решение вопроса о необходимости поддержания жизни, таких как «боль», «качество жизни», «достойная смерть», «непереносимые страдания» и т.д.
В то же самое время отрицание необходимости переосмысления действующего нормативного правового регулирования (не тождественно его изменению) влечет опасность отставания норм закона от более подверженных изменениям морально-этических норм. Нельзя забывать, что, разрешая вопрос о дальнейшем правовом регулировании применения эвтаназии, необходимо руководствоваться интересами и благом отдельного человека, которые в анализируемом вопросе должны преобладать над интересами общества и науки. Как справедливо отмечает Елена Брызгалина, заведующая кафедрой философии образования философского факультета Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова, появление новых объектов, социальных отношений, конфликтов, для которых нет правового регулирования, влечет нарастание значения нормативного регулирования обозначенных сфер. Видится, что сказанное справедливо также в контексте переосмысления действующего регулирования тех социально-общественных явлений, которые на нынешнем этапе развития медико-биологических технологий требуют переоценки. Иное неизбежно приведет к тому, что биоэтика в лучшем случае будет способна описать проблему, но не будет в силах решить ее [9].
Константин Шарловский, партнер, руководитель практики «Фармацевтика и здравоохранение» юридической компании «Пепеляев Групп» справедливо отметил, что принцип «не навреди» равно важен как в медицине, так и в юриспруденции, и применяя его будет возможно обеспечить равновесие между этими сферами. Но представляется не менее важным понимать, что именно законодатели и правоприменители, врачи и пациенты, государство и общественность подразумевают под благом для отдельно взятого человека в конкретный момент времени с учетом постоянно развивающейся биомедицины и биоэтического направления мысли.
Выводы
Споры относительно легализации применения эвтаназии не будут утихать так долго, насколько долго будет не прекращаться прогресс науки и насколько долго человечеству будут становиться доступными новые достижения биологии и медицины. В этой связи необходимо обеспечить использование биоэтического подхода в вопросе переосмысления подтвержденных изменению этических ценностей в условиях постоянно меняющейся социально-общественной и научной действительности.
В качестве рекомендации для органов государственной власти предлагаем обеспечить организацию дискуссий по вопросу приемлемости правовой регламентации применения добровольной эвтаназии и выработки объективных стандартов, которые позволили бы квалифицировать просьбу о применении эвтаназии обоснованной, а выбор пациента — добровольным и обдуманным.
Список источников
1. Сальников В.П., Кузнецов Э.В., Старовойтова О.Э. Право на смерть в системе соматических прав человека // Современное медицинское право в России и за рубежом, № 1, 2003, С. 85-96.
2. Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12.12.1993 с изменениями, одобренными в ходе общероссийского голосования 01.07.2020) // [Электронный ресурс] URL:
http://publication.pravo.gov.ru/Document/View/0001202007040001 (дата обращения: 03.07.2024).
3. Международный пакт о гражданских и политических правах (Принят 16.12.1966 Резолюцией 2200 (XXI) на 1496-ом пленарном заседании Генеральной Ассамблеи ООН) // Бюллетень Верховного Суда РФ, № 12, 1994.
4. Федеральный закон от 21.11.2011 № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» // СЗ РФ, 2011, № 48, ст. 6724.
5. Кодекс профессиональной этики врача Российской Федерации (принят Первым национальным съездом врачей Российской Федерации 05.10.2012) // [Электронный ресурс] URL:
https://docs.cntd.ru/document/561281077 (дата обращения: 03.07.2024).
6. Уголовный кодекс Российской Федерации от 13.06.1996 № 63-ФЗ // СЗ РФ, 1996, № 25, ст. 2954.
7. Артамонова Г.К., Бабаджанов И.Х., Сальников М.В. Право на жизнь и право на смерть в системе соматических прав человека // Юридическая наука: история и современность, № 2, 2017, С. 179-192.
8. Волков А.В. Автономия личности в контексте проблемы эвтаназии // Ценности и смыслы, № 2 (48), 2017, С. 46-59.
9. Рыбин В.А. Проблема эвтаназии в биоэтике и медицине как предпосылка аксиоматизации культуры // Первые Лойфмановские чтения: Аксиология научного познания: материалы Всероссийской научной конференции (Екатеринбург, 10-11 марта 2005 г.), № 2, 2006, С. 306-315.
Экспертные аналитические заключения по итогам сессий деловой программы Форума и любые рекомендации, предоставленные экспертами и опубликованные на сайте Фонда Росконгресс являются выражением мнения данных специалистов, основанном, среди прочего, на толковании ими действующего законодательства, по поводу которого дается заключение. Указанная точка зрения может не совпадать с точкой зрения руководства и/или специалистов Фонда Росконгресс, представителей налоговых, судебных, иных контролирующих органов, а равно и с мнением третьих лиц, включая иных специалистов. Фонд Росконгресс не несет ответственности за недостоверность публикуемых данных и любые возможные убытки, понесенные лицами в результате применения публикуемых заключений и следования таким рекомендациям.
