Доставшиеся от предыдущих технологических укладов рамки правового регулирования отношений в сфере человеческого труда трещат по швам под натиском экономики интернет-платформ, увязавшей в себе и новые коммуникационные практики, и новые технологии алгоритмического управления трудом, и новый запрос с роли и месту трудовой деятельности в жизненном треке современного человека. Это общемировой вызов, и каждая страна, каждая национальная экономика и правовая система ищет свой ответ на этот вызов — ответ, соответствующий национальным особенностям. Ищет такой ответ и Россия, где в платформенной экономике так или иначе уже присутствуют более десяти миллионов человек — четверть тех, кто трудится в сфере производства товаров и услуг. Самостоятельность в выборе того, что и для кого производить, кому и какую услугу оказывать и по какой цене, — основа деятельности платформ-агрегаторов, драйвер их расцвета, — и это сфера регулирования Гражданского кодекса. Но вокруг этого здорового процесса иногда складывается криминальная практика принуждения к отказу от трудовых отношений, их фальшивой подмены фейковыми гражданско-правовыми договорами. Как отделить свободу выбора в самостоятельной занятости от псевдосвободы, навязанной — иногда насильно — работодателем? «Презумпция трудовых отношений» — механизм защиты в трудовых отношениях или механизм насилия со стороны государства над участниками гражданско-правовых отношений? Допустима ли практикующаяся сейчас налоговыми органами части регионов России принудительная переквалификация отношений из гражданско-правовых в трудовые — без обращения хотя бы одной из сторон? Чего в таких конфликтах больше — спорного правоприменения или основная причина в том, что законодательство несовершенно? Кто защитит гражданские права самозанятых, тогда как трудовая инспекция обязана защищать трудовые права наемных работников?