Право на частную жизнь является фундаментальным правом человека, подразумевающим в том числе неприкосновенность той области жизнедеятельности, которая находится вне сферы общественного и государственного интереса. Но как только человек оказывается резидентом социальных сетей, подписывает пользовательские соглашения, размещает публичные посты или просто загружает в телефон приложения, он осознанно или неосознанно лишается этого права. Его мнение и информация о нем становятся достоянием публики, и он превращается в «человека-медиа», становясь ответственным перед законами, регулирующими медиа. Цифровое альтер эго, будучи изначально манифестацией свободы самовыражения, делает реального пользователя уязвимым для манипуляций сервисов, государства, мошенников. Как решает данную проблему государство, бизнес, общество? Какие коллизии порождает она в различных странах и регионах? Существуют различные подходы: Китай решает эти проблемы радикально — в пользу государства; Америка ставит во главу угла интересы бизнеса, а в Европе законодатели пытаются найти баланс государственных и частных интересов. По идее, в цифровой среде должно работать то же право, что и вне сетей. Но сети трансграничны. Как определить, какое право к ним применимо? Быть может, взять за основу трансграничные соглашения, такие как Договор о космосе, Договор об Антарктике, Морское право? Или этические и правовые нормы в рамках различных государств настолько различны, что трансграничные соглашения могут не сработать? Что такое сетевой суверенитет и «цифровое право»? Необходимо ли в новом контексте определить границы понятия «частной жизни», или оно осталось неизменным? Как регулировать соблюдение правовых и этических норм в соцсетях и нужно ли это делать? Стоит ли осуществлять «трансплантацию» офлайн-законов в онлайн? Возможно ли адекватно сочетать саморегулирование сетей с государственным регулированием?